— В турецкую кампанию… не помню где… такой же гвалт был. Гроза, ливень, молнии, пальба залпами из орудий, пехота бьёт врассыпную… поручик Вяхирев вынул
бутылку коньяку, горлышко в губы — буль-буль-буль! А пуля трах по бутылке — вдребезги! Поручик смотрит на горло бутылки в своей руке и говорит: «Чёрт возьми, они воюют с бутылками!» Хо-хо-хо! А я ему: «Вы ошибаетесь, поручик, турки стреляют по бутылкам, а воюете с бутылками — вы!»
Неточные совпадения
— Леша, — сказал Митя, — ты один не засмеешься! Я хотел бы начать… мою исповедь… гимном к радости Шиллера. An die Freude! [К радости! (нем.)] Но я по-немецки не знаю, знаю только, что an die Freude. Не думай тоже, что я спьяну болтаю. Я совсем не спьяну.
Коньяк есть
коньяк, но мне нужно две
бутылки, чтоб опьянеть, —
На столе перед диваном красовались три
бутылки: сотерн, лафит и
коньяк, —
бутылки елисеевские и предорогие.
В.В. Давыдов даже не поморщился; откупорили
бутылку и налили
коньяку в стаканы зеленого стекла, а Василий Николаевич в это время, по общей просьбе, стал читать принесенный им рассказ, который назывался «Как мы чумели». Его напечатали в «Зрителе», а потом осмеянная особа, кажется, генерал Лорис-Меликов, укрощавший чуму в Ветлянке, где-то около Астрахани, обиделся, и из Петербурга пришел нагоняй московскому цензурному комитету за пропущенный рассказ.
Григорьев не давал ему денег на руки, а пару платья и пальто, сшитые у лучшего портного, выдали Изорину в счет жалованья, да неудачно: получил он платье в «запойную полосу», тут же его продал и приехал в сад из города с корзиной
коньяку «Финь-Шампань» и
бутылками шамбертена.
Над дверями склада по сторонам вывески были изображены два красных тура, и, кроме того, на всех его
бутылках с настоящим виноградным
коньяком и ликерами на виноградном спирте всегда изображался тур.
— А я — выпью еще
коньяку, — кто хочет
коньяку со мной? — тянул блаженным голосом господин с бакенбардами, держа в руках
бутылку.
— Можно и поближе… А что — к
коньяку не пора нам приблизиться? Я тут захватил
бутылок с десять… на всякий случай…
Сальная свечка, вставленная в
бутылку из-под
коньяка, весело осветила нашу каюту, где все до последнего гвоздя было с иголочки и вместе сшито на живую нитку.
— Какая-то дрянь завелась во мне, — повторил Артамонов старший, щупая ухо, а другою рукой наливая
коньяку в стакан лимонада; брат взял
бутылку из руки его, предупредив...
— Куда?! Место найдем, — флегматически отвечал подрядчик, движением головы сдвигая картуз на ухо, — ты думаешь, это простой
коньяк. Не-ет, брат, это называется финшалпал; восемь рублев отдал за
бутылку. Понял?
На другом конце плотины, ближе к академии, находилась лавка, где торговали
коньяком и винами. Она еще была заперта, но это не послужило препятствием. Через четверть часа Чубаров вновь появился на плотине и, к великой досаде Прохора, опять должен был пройти мимо. Теперь он нес подмышкой кулек, из которого виднелись горлышки
бутылок.
— Это? Погоди — кажется, ром, а может быть,
коньяк. Сейчас попробую. Старуха бьет
бутылки, переливает из двух в одну…
Он бродил долго сначала в дубовой бочке на хмеле и на дрожжах, с изюмом,
коньяком и каким-то ликером, потом отстаивался три года в
бутылках и теперь был крепок, играл, как шампанское, и весело и холодно сушил во рту, немного пьянил и в то же время освежал.
— Подумать надо, — сказал Патап Максимыч, слегка отводя рукой Настю. — Ну вот и самовар! Принеси-ка, Настя, там на окне у меня
коньяку бутылка стояла, пуншику выпить с дороги-то…
Вошли Колесников и Корсаков, продолжая разговаривать. Колесников быстро сел, взял
бутылку с
коньяком, посмотрел на этикетку.
Как автомат, сидел он потом за столом и пил чай с
коньяком; машинально выпил всю
бутылку и дал товарищу уложить себя в постель.
И пригласил меня к себе чай пить. Вся квартира-мезонин состояла из двух наших комнат, выходивших окнами на улицу, и боковой комнаты возле кухни, — в этой комнате и жили хозяева. На столе кипел самовар, стояла откупоренная
бутылка дешевого
коньяку, кусок голландского сыра, открытая жестянка с кильками, — я тут в первый раз увидел эту склизкую, едкую рыбку. Сейчас же хозяин палил мне и себе по большой рюмке
коньяку. Мы выпили.
Коньяк пахнул сургучом. И закусили килькой. Хозяин сейчас же опять налил рюмки.
Около вокзала, вокруг вагонов, кишели толпы пьяных солдат. Летели на землю какие-то картонки, тюки, деревянные ящики. Это были вагоны офицерского экономического общества. Солдаты грабили их на глазах у всех. Вскрывали ящики, насыпали в карманы сахар, разбирали
бутылки с
коньяком и ромом, пачки с дорогим табаком.
Когда он ушел, Фанни Викторовна вздохнула свободно и, подбежав к буфету, одним глотком выпила целый стакан
коньяку, затем с яростью схватила
бутылку и принялась тянуть из нее.
А между тем положение мое все становилось ужаснее: сверху нас, верно, уже хорошо укрыло снегом, и в логове нашем стало не только тепло, а даже душно; но зато и отвратительные, вонючие испарения становились все гуще, — от этого спертого смрада у меня занимало дыхание, и очень жаль, что это сделалось не сразу, потому что тогда я не испытал бы и сотой доли тех мучений, которые ощутил, приведя себя в память, что с моим отцом Кириаком пропала и моя
бутылка с подправленною
коньяком водою и вся наша провизия…